Вилла загадок - Страница 18

Глядя на лежащую перед ним стопку бумаги, Фальконе пытался вспомнить, каким представлял это дело вначале. Шестнадцать лет назад он был простым детективом. Главным инспектором тогда являлся Филиппо Моска, человек старого закала, не особенно скрывавший свою дружбу с людьми, которых обычно избегали.

Об исчезновении Элеанор Джеймисон сообщили 19 марта, через два дня после того, как ее в последний раз видел приемный отец-американец. Ей только что исполнилось шестнадцать лет, она жила на Авентинском холме, на арендованной Верджилом Уоллисом вилле, с момента своего приезда из Нью-Йорка в прошлое Рождество. Девушка была англичанкой. Ее мать оставила Уоллиса за год до этого, прожив с ним в браке всего полгода. Фальконе так и не узнал, да и не смог бы узнать, почему женщина покончила с собой в Нью-Йорке через десять дней после исчезновения своей дочери.

Дело было весьма неприятным. Уоллис оказался довольно любопытным человеком – образованным чернокожим выходцем из гетто, манерами смахивавшим на профессора. Тогда ему было под пятьдесят, о своем бизнесе и прошлом он отзывался весьма неопределенно, свидетельские показания давал неохотно, о девушке, ее друзьях в городе и каких-то мотивах, которые могли бы подтолкнуть ее к бегству, ничего толком не рассказал. Он даже не смог внятно объяснить, почему заявил о ее исчезновении лишь через два дня, сославшись на важные встречи, заставившие его на это время уехать из города. Он неохотно отдал те немногие фотографии, которыми располагал, где была изображена молоденькая, наивная девушка, улыбчивая, очень хорошенькая, со светлыми волосами до плеч. А на ее плече, хорошо заметная на снимке, сделанном за день до исчезновения, виднелась любопытная татуировка, происхождение которой Уоллис объяснить не мог. На Фальконе она с первого взгляда произвела сильное впечатление. Это было время повального увлечения татуировками, их делали себе все рок-звезды и кинознаменитости. Однако здесь было нечто другое – древний иероглиф смотрелся довольно странно, больше напоминая товарный знак, нежели какую-то модную штучку.

Насколько они могли судить, это также было не слишком на нее похоже. По словам Уоллиса, Элеанор некоторое время путешествовала по Италии, затем прошла двухнедельный интенсивный курс итальянского языка в лингвистической школе возле Кампо. Это была умная девочка, на экзаменах она получила хорошие оценки и собиралась поступить в художественный колледж во Флоренции. Вне школы у нее было мало знакомых и, если верить Уоллису, никаких кавалеров, даже в прошлом. Из того, что смогла выяснить полиция, нельзя было понять причину ее внезапного исчезновения. По словам ее отчима, в девять часов утра семнадцатого марта она отправилась на занятия на своем мотороллере, а назад так и не вернулась.

Уже через два дня группу Моски охватило то отвратительное чувство беспомощности, которое обычно возникает при расследовании дел о похищениях. Никто не видел Элеанор по пути в город. Показанная по телевидению реконструкция ее последнего маршрута по городу не дала никаких результатов. Она словно внезапно исчезла с лица земли.

Фальконе хотелось ругаться матом, поскольку уже с самого начала это дело дурно пахло, а очень скоро ему намекнули, в чем тут проблема. На третье утро Моска отвел его в сторону и по секрету рассказал о том, что слышал прошлым вечером от своего приятеля из министерства иностранных дел. Верджил Уоллис вовсе не был, как он утверждал, порядочным джентльменом из Лос-Анджелеса, который настолько любил Рим, что собирался купить здесь второй дом. На самом деле среди гангстеров Западного побережья США он являлся довольно крупной шишкой, черным воротилой, который сумел выбиться наверх, чтобы по полгода жить в Италии ради каких-то своих преступных целей. Интерпол следил за Уоллисом уже много лет, но никак не мог привлечь его к ответственности за широкий круг преступлений, от рэкета до убийств. Не могли похвастаться особыми успехами и занимавшиеся делом Уоллиса карабинеры.

Это было незадолго до создания ДИА. Тогда, как и сейчас, гражданская полиция вела нелегкое состязание с карабинерами, являвшимися частью вооруженных сил. Границы ответственности были по меньшей мере нечеткими, а иногда сознательно размытыми. В глубине души Фальконе разделял мнение недовольных, призывавших к созданию одной-единственной полицейской службы. Такое решение казалось вполне логичным и даже неизбежным. Однако руководство обеих организаций считало это ересью, за которую можно было поплатиться работой. Поэтому Фальконе никогда не высказывался по данному вопросу, что в любом случае не имело никакого значения. С момента появления на сцене ДИА (еще одна сложность во взаимоотношениях тех, кто пытался справиться с нарастающей волной преступности) эта служба с каждым годом становилась все сильнее.

А Верджил Уоллис по-прежнему оставался на свободе. Несмотря ни на что.

Моска тихо прикрыл дело Элеанор Джеймисон, поместив его в разряд бесперспективных до появления новых улик. Связи Уоллиса с итальянскими гангстерами были далеко не простыми. Информация, полученная с большим трудом и с немалым риском для тех, кто ее поставлял, отводила ему роль этакого преступного дипломата, посредника, старающегося скоординировать интересы своих сообщников и сицилийцев. В глазах Фальконе это имело смысл. Преступное сообщество Западного побережья, которое представлял здесь Уоллис, не слишком контактировало с итальянскими организациями в США, и это создавало почву для недоразумений. Боссы давно уже поняли, что сотрудничество даже с теми, кого ненавидишь, приносит больше долларов, нежели безжалостная конкуренция и борьба за сферы влияния. В наши дни никто не выходит на баррикады из соображений чести; наступили прагматичные времена, когда главное – это деньги.